Роберт Говард - За Черной рекой [= По ту сторону Черной реки]
— Когда уйдем достаточно далеко от селения, сделаем крюк и свернем к реке. Другой деревни нет на много миль от Гвавелы, а все пикты собрались вокруг нее. До рассвета на нас не выйдут, а мы к тому времени уже свернем с тропы в лес.
Дыхание со свистом вырывалось сквозь стиснутые зубы Бальфуса. Он чувствовал сильную боль в боку, бег превращался в мучение.
Внезапно Конан остановился, обернулся и внимательно прислушался.
— Свернем в лес? — прохрипел Бальфус.
— Дай мне свой топор, — тихо прошептал Конан.
— Может быть, оставим тропу?
Конан замотал головой и втянул товарища в кусты, Взошла луна, освещая тропу слабым светом.
— Мы не можем драться с целым племенем, — шепнул Бальфус.
— Человек не смог бы так быстро напасть на наш след и так быстро идти по нему. Молчи!
Наступила грозная тишина, и Бальфусу казалось, что прерывистый стук его сердца разносится на много миль вокруг. Потом внезапно, без единого звука, на тропинке показалась голова зверя. Сердце Бальфуса заколотилось еще сильнее, в диком предчувствии силуэта саблезубого. Но эта голова была меньше, и принадлежала она леопарду, молча обнажившему клыки и обнюхивавшему дорогу. К счастью, слабый ветерок дул в сторону от спрятавшихся людей. По спине Бальфуса поползли мурашки — хищник несомненно преследовал их. Подозрительно целеустремленный леопард поднял узкую морду, глаза его блеснули желтым огнем; хищник глухо зарычал.
В это мгновение Конан метнул топор. Вся сила могучего плеча вложилась в стремительный бросок, и полоска серебра сверкнула в лунном свете. Еще не успев до конца осознать происходящее, Бальфус увидел конвульсивно корчащегося леопарда. Рукоять топора торчала из его черепа. Конан выскочил из зарослей, выдергивая оружие, и втаскивая убитого зверя в кусты, пряча его от случайных взглядов.
— Теперь вперед и быстро! — бросил он, сворачивая на юг от тропы. — Воины шли за этим котом. Как только разум вернулся к шаману, Зогар послал его за нами. Пикты, бегущие за хищником, отстали, а он кружил у деревни, пока не напал на след. Они идут, вслушиваясь в его рычание. Ха! — вряд ли они еще раз услышат его, но зато увидят кровь на траве и падаль в кустах. К сожалению, тогда же они увидят и наши следы. Так что иди осторожнее.
Без всяких усилий уклоняясь от колючих кустов, Конан скользил между деревьями, не касаясь стволов и ступая в самые укромные места. Для Бальфуса подобная прогулка была мучительной.
Ни один звук не раздавался за их спиной. Пройдя около мили, Бальфус вновь открыл рот:
— Разве Зогар Саг способен хватать леопардов и делать из них гончих псов?
Конан покачал головой:
— Этого он вызвал из пущи.
— Но, — настаивал Бальфус, — если он способен приказывать животным, отчего бы ему не послать весь лес в погоню за нами?!
Некоторое время Конан молчал, после ответил — но крайне неохотно:
— Не всем зверям может приказывать шаман, а лишь помнящим Юхиббола Сага.
— Юхиббол Саг, — Бальфус с удивлением повторил древнее имя. Три или четыре раза за свою жизнь он слышал его от стариков.
— Было время, когда его призывали все живущие существа. В те времена люди и звери говорили на одном языке. Все забыли: и люди, и звери. Немногие помнят. Помнящие Юхиббола Сага — братья, они имеют общую речь.
Бальфус ничего не ответил; в памяти своей он мучился у пиктского столба и видел, как пуща шлет своих детей по зову шамана: жуткие зубастые кошмары.
— Люди цивилизации смеются, — тем временем продолжал Конан, — но никто из них не способен объяснить, каким образом Зогар Саг зовет из пущи питонов, тигров и леопардов, заставляя их покоряться своей воле. Таков нелепый обычай городских — не хотят верить в то, чего не может объяснить их недоношенная наука.
Тауранский люд был ближе остальных аквилонцев к необычному, живы были обычаи, укоренившиеся в древности. А Бальфус повидал многое, от чего кровь стыла в жилах, и не мог возразить против правды в словах варвара.
— Я слышал, что где-то здесь находится древняя роща, посвященная Юхибболу Сагу, — говорил Конан, — но я не нашел ее. Роща эта помнит зверей больше, чем я видел за всю свою жизнь.
— Теперь они пойдут по нашему следу?
— Уже пошли, — спокойно ответил Конан. — Зогар не поручит поиски одному зверю.
— Что же нам делать? — с тревогой спросил Бальфус, сжимая топор и вглядываясь в своды листвы, ожидая появления рвущих когтей и клыков.
— Погоди! — Конан неожиданно встал на колени и стал чертить на земле какой-то странный знак.
Наклонившись и выглядывая из-за его широкого плеча, Бальфус задрожал, сам не зная отчего. Ветра не было, но листья качнулись над ними, и зловещий стон пробежал по ветвям. Конан загадочно посмотрел вверх, потом встал и хмуро покосился на нарисованный символ.
— Что это? — шепнул Бальфус. Рисунок казался ему архаичным и непонятным. Он думал, что лишь неосведомленность мешает ему распознать один из обычных знаков доминирующих культур. Но будь на его месте образованный художник — и он ни на шаг не приблизился бы к пониманию.
— Я видел этот знак на камне пещеры, где миллионы лет не ступала человеческая нога, — проговорил Конан, — среди необитаемых гор за морем Вилайет, за полсвета от пущи. Позднее видел, как черный музыкант из страны Куш чертил его на песке у безымянной реки. Он сказал мне, что знак принадлежит Юхибболу Сагу и созданиям, признающим его. Смотри!
Они спрятались в густой зелени кустов и молча ждали. На востоке рокотали барабаны, и гул с севера и запада доносился, как ответ этому призыву. Бальфус похолодел, хотя понимал, что много миль отделяет его от обнаженных мужчин, бьющих в барабаны, глухой грохот которых служил ужасной увертюрой грядущей кровавой драмы.
Бальфус ощутил, что подсознательно сдерживает дыхание. Потом заросли расступились, и вышла великолепная пантера. Полосы лунного света, проникающего сквозь крышу ветвей, играли на ее блестящей шкуре, под которой легко перекатывались звериные мышцы.
Она шла в их сторону, низко опустив голову и обнюхивая след. Вдруг животное остановилось, почти касаясь ноздрями знака. Несколько минут зверь стоял неподвижно, и вдруг длинное тело распласталось на земле перед знаком, склоняя хищную голову. В позе хищника сквозил страх и бесконечное обожание. После пантера приподнялась и, касаясь земли брюхом, отползла назад. Она повернулась, как бы охваченная паникой, и исчезла в лесу. Дрожащей рукой Бальфус стер пот со лба и посмотрел на Конана. Глаза варвара сияли огнем, который никогда не вспыхивал во взгляде человека, вскормленного молоком цивилизации. В эти минуты варвар был абсолютно дик и забыл о существовании человека рядом с ним. В горящем взоре киммерийца Бальфус увидел первобытные видения и полуреальные воспоминания; тени рассвета жизни, отброшенные развитыми расами — привидения, не названные и безымянные.
